I can't drown my demons, they know how to swim.
Вы когда-нибудь думали о смерти? Я думаю, что каждый хотя бы раз в жизни задумывался о том, что же ждет его там, и когда он видел смерть, то непременно думал о том, что она придет за ним. Может быть завтра, может быть через год или через час. Страх. Каждый испытывает этот страх быть погребенным, ощутить неизбежную неизвестность того света, которая завоюет его душу однажды. Все чаще человек это понимает тогда, когда лицом к лицу встречается со смертью. Нет, не со своей, как это принято считать, а со смертью близкого человека. Вот, пару минут назад он разговаривал с тобой, улыбался тебе, а теперь его тело лежит на дороге и истекает кровью. Ты видел, как смерть пришла за ним, ты видел его последний вздох, но ничего не мог сделать, потому что чувство страха окутало тебя. Это чувство дарит смерть. Она будто специально проходит мимо тебя, задевает твои нервные окончания, покрывает льдом все твои действия и мысли, что ты стоишь и ничего не смеешь сделать. Есть же борцы со смертью, как в игре симс. Знаете, как это выглядит? Пара ноющих родственников над телом, медленно приближается смерть в серой рясе, машет косой и на месте умирающего тела появляется памятник аля Европа стайл или же ваза с прахом героя, но иногда на битву смерти приходит какой-то безрассудный герой, который умоляюще стоит на коленях и пытается вымолить жизнь персонажа. Чаще всего по ту сторону экрана дают такую наводку персонажу, так же и с нами. Выглядит довольно глупо, не так ли? Но даже в наше время можно привести пример таких героев. В голове словно удар молнии, он делает то, что вроде бы никогда не делал и с чем никогда не был знаком. Он спасает жизнь близком или прохожему. Наводка откуда-то с неба, точно так же как мы Боги в игре. Меня нельзя назвать атеистом и нельзя назвать слишком верующим, но определенно в моих мыслях что-то есть. Всего лишь тринадцать лет, но как глубоко можно зайти в своих рассуждениях. Возможно, если так подумать, то сегодня я попыталась быть этим самым героем, когда хотела спасти свою Люси. Она была совсем невинна. Совсем не такая как я. Нечто параллельное моей вселенной, но прямо пропорционально одной из моих линий. Беззаботность, веселость, обычное дитя, которое совсем не такой как я или другой член семьи. Она никогда не обижалась и не строила губки уткой, когда умоляла родителей купить что-то, она умела уговаривать, да собственно ей сложно было отказать. Она любила наш двор и любила наш пруд. Не умела плавать, но всегда тянулась к уточкам, что разводил наш папа. А крошки! Она ведь собирала крошки со стола и сбегала своими худыми ножками по бетонным ступеням, лишь бы успеть, лишь бы уточки не уснули. До безумия она любила нашу собаку, которая была вдвое больше нее, как на лошадь она взбиралась на нее и словно всадник, держась за шестку, каталась по дому. Ее звонкий смех всегда раздавался в доме, всегда было слышно, как она носится по дому с криками «Элеанор, поиграй со мной в куклы», хоть я давно не увлекаюсь ими, то есть никогда не играла в них, то сейчас жалела о том, что прежде не брала ее любимую, и мною ненавидящую, блондинку в розовом платье и не играла с ней. Может быть если мы заперлись в комнате, притворились спящими или играющими в куклы, то не было бы этой трагедии. Быть может, если я не оставила ее там на кухне, то не оказалась изолированной от них и смогла бы спасти ее. Вина за ее гибель лежала на моих плечах.
Can you owe the hopeless?
Well, I'm begging on my knees,
Can you save my busted soul?
Will you ache for me?
Вокруг меня образовался круг незнакомых мне людей. Врачи предлагали взять меня и отнести в комнату, так как кто-то из них обмолвился о том, что девочке не следует видеть тело девочки. Полиция настаивала на том, чтобы установили мою личность, что следует меня допросить, так как те уже догадывались о том, что я что-то знала. Врачи перекрикивались о том, что у меня шок, стресс или еще что-то отчего мне просто необходим покой. Кто-то упомянул закон, что нельзя допрашивать несовершеннолетних без родителей. От криков сама Нимерия не выдержала, она чуть было не набросилась на самого громкого полицейского, но стоило мне жестом послать ей команду «рядом», собака мигом успокоилась и вновь заскулила. Держа собаку за ошейник, я снова обняла ее, пытаться вникать в их разговоры не особо хотелось, тем более кто-то сообщил важную для меня новость ранее – отец уже подъезжал.
Он буквально вбежал на задний двор, держа в одной руке телефон, а в другой портмоне он кинулся к Люси. Отец сдернул черный целлофан, что покрывал ее тело, на минуту он просто смотрел на нее и рыдал. Истерично, буквально вырывая траву из газона, он кричал. Обнимая, целуя в лобик, он все повторял «вернись, задыши, доченька», вокруг него теперь уже собралась толпа из полицейских и докторов. Кто-то сообщал, что девочка уже умерла и ее не вернуть, кто-то сказал «сочувствуем вам», один полицейский сообщил дату смерти, которую предположила судебная экспертиза, второй приглашал отца в дом для допроса. Еще один требовал ключи от комнаты родителей, указывая на балкон спальни, на котором мать опять с этими же стеклянными глазами смотрела то ли на пруд, то ли на то, что происходило во дворе. Думаю, что первое, ведь она никак не реагировала. По моему телу прошелся шквал мурашек, неправильно было предположить, что она так просто оставит себя безнаказанной, если найдутся свидетели, если я скажу всю правду, то ее обязательно посадят. Наша семья будет разрушена, но была ли у нас семья? Люси была связующим звеном, единственный человек, который держал на вместе. Отец вытащил ключи, не разбираясь ни в чем протянул их полицейскому, а затем вновь вернулся к крикам и мольбам к богу. Пару вздохов, он вытер слезы и обратил взор на меня и собаку, неподвижно мы сидели около часа, по-прежнему вздыхая поры нашатырного спирта и всеобщей и «искренней» скорби, которую вроде бы дарили нам другие.
Слова отца были обращены к полицейским и кажется ко мне. Он говорил о том, что нужно отвести меня в мою комнату, там дать какие-то таблетки, название которых знают только опытные психиатры. Он даже указал место аптечки и закончил свои указания тем, что он в деле психиатрии много лет и знает, что нужно дать своим детям, теперь уже своему ребенку, для успокоения.
Врач не прислушался к указаниям отца, как только я и Нимерия переступили порог своей комнаты, то мне протянули пять таблеток валерьяны, ну и естественно воды. Валерьяна была под запретом в нашей семье, так как отец считал, что вылечить нервы можно только дорогими и импортными лекарствами, но видимо доктор знал, что эти самые лекарства вызывают у детей привыкание и народная трава валерьяна – лучший способ успокоить ребенка. Доктор не покидала меня, как бы Нимерия не рычала на нее, она говорила о том, что в жизни бывают разные ситуации, а несчастные случаи лишь составляющее этой жизни. Со временем это все пройдет, останется память о сестре, а пока мне нужно быть послушной девочкой, успокоится и поспать.
Моя рука потянулась к телефону, неуклюже, с ошибками, я набрала смс старшему брату. Двоякое чувство того, что мне необходимо выговорится и то самое чувство, когда ни с кем не хотелось говорить. Он был единственным, кто всегда выслушивал, он всегда понимал и никогда не рассказывал мои секреты кому-то, кто мог навредить мне или кому я не посчитала нужным рассказать важное. Я не знала какой будет его реакция на данную ситуацию, но до боли хотелось, чтобы он приехал. Ответа не последовала, а может быть я сама не дождалась его, так как погрузилась в сон.
Скуление собаки пробудило меня, та мигом рванула на первый этаж на встречу к кому-то. Эхом по дому разносился знакомый голос, который повторял мое имя. Потянувшись к ручке двери, я мгновенно набросилась на брата. Кучка успокоительного, а может быть просто ком, застрявший в горле, не позволяет мне что-то сказать и заплакать. Минуты мы стоим неподвижно, цепляясь друг за друга. Брат приехал. Брат не оставит. Постепенно ком пропадает, и я направляю свой взор прямо ему в глаза. Ему можно было доверится, если не полицейским, если не отцу я не доверяла, то абсолютно все доверяла Фрэнку.
- Она изменилась. Прежней мамы больше нет. Она всегда нам врала, она всегда была другой. Это все она. Я видела, - еще больше прижавшись к брату, я пыталась продумать ход своих мыслей. Но сегодня логика не работала, только чувства, что скопились за сегодняшний день и хотели вырваться на свободу. Брат озадаченно посмотрел на меня, неужели он не верит мне или ему не хочется принять эту реальность? Мне уже тринадцать лет и из возраста сказочницы я давно выросла, он должен мне поверить.
- Ты мне не веришь? Я видела, я видела все! Если бы наша собака могла говорить, то она бы тебе все подтвердила, - я укоризненно посмотрела на брата, наверное, я ошибалась, ведь часто сложно понять его эмоции. Врет человек или не врет, как реагирует на ситуацию распознать это я не могла, говорите мне в лоб, а то будете выслушивать только подозрения.